Мне сегодня позвонила осень

Мне сегодня позвонила осень
И вздохнула в трубку бессловесно.
А я ждал - сейчас возьмет и спросит:
«Без меня как жил ты, интересно?

Помнишь, расставались в ноябре мы?
Обещал ты верным быть в разлуке.
Обо мне ль писал свои поэмы,
Сочинитель ты мой близорукий?

Я тебя туманом обнимала,
Каждой лужей отражала, милый,
В золото деревья одевала
Для тебя - ты помнишь, как всё было?

Не спросила, чтоб не знать ответа,
И дала отбой, боясь услышать
От меня, как изменил ей с летом,
Опьянев от всех его излишеств.

Тот роман был краток, но так ярок.
Был влюблен я, счастлив и беспечен.
Но загар - единственный подарок -
Оказался так недолговечен.

Рассмеялось лето на прощанье,
Рукавом зеленым мне взмахнуло
И сентябрьским тихим утром ранним
Из моей постели ускользнуло…

Сыплет дождь, и ветер тихо стонет.
Глаз поднять не смею от стыда я.
За окном, прижав к стеклу ладони,
Осень, глядя на меня, рыдает.
    

Если я однажды стану Богом

Господь! Ты этот мир создал неверно:
Несовершенств он полон и ошибок,
В нем правит зло, в нем много лжи и скверны,
А счастья миг так краток и так зыбок.

Но если я однажды стану Богом,
Я сам создам свой мир, как его вижу.
Не человечьим разумом убогим,
Что мнит себя всезнающим облыжно,

Но мозгом совершенным и впитавшим
Без счета мудрость всех других вселенных.
Мышлением бессмертным, вечным ставшим,
Руками, не подверженными тлену.

Сам испеку я во вселенской печи
Планету новую для дел своих достойных.
Ее слеплю из элементов вечных,
Кружащих в танце хаоса столь стройном.

Ни терниев, ни волчц на ней не будет -
Лишь краше становиться век от веку
Мой станет мир на радость моим людям.
Да, я дерзну и жизнь дать человеку!

И он прекрасен будет телом бренным,
А главное душой! Я точно знаю!
Не то что те, Господь, Твои творенья,
Что нынче Землю топчут, оскверняя.

Мой человек – он никогда не сможет
Отнять дыханье жизни у другого,
Не украдет, не скажет клятвы ложной,
Не возжелает он добра чужого.

Я словно повторюсь в своем Адаме,
Но лучше будет он: пытливый, дерзкий.
Деревьями с запретными плодами
Я засажу весь садик свой Эдемский.

Скажу: "Вкушай! Познай: что зло, что святость.
И созидай, и самовыражайся.
Неси другим лишь свет, добро и радость,
Люби жену, плодись и размножайся".

И он вкусит. И поведет подругу
В мой мир прекрасный…
К вящей моей славе ль?..
Увы! Ведь новый Каин все же руку
Поднимет в злобе - и погибнет Авель.

Земля моя, что создавал с любовью,
Поил ее росою и дождями,
От многих войн польется щедро кровью,
Покрывшись незарытыми костями.

И я увижу, сидя в высях горних,
Как сыновья Адама выбирают
Смерть сеять, а не хлеб, не лён, а гОре.
И вместо созиданья разрушают.

Взирать бесстрастно буду заставлять я
Себя. Ведь мой закон – свобода воли.
Бессильно глядя, как друг друга братья
Лишают жизни, подвергают боли.

Но наконец не выдержу глумлений
Над всем, что заповедал человекам -
И гневом против собственных творений
Моя вдруг резко сменится опека.

Пошлю всепожирающий огонь я
А сам заплАчу, горько сострадая
Своим твореньям, видя их агонию,
И как мой мир прекрасный погибает.

И небеса сверну я, словно свиток,
Чтоб точку в этом опыте поставить.
Но вывод сделать из своих ошибок
Сумею, хоть итоги не исправить.

Пойму: так кто в ответе, когда адом
Становится вдруг райская планета.
Мне запоздало станет ясно: надо
Не Бога, а людей винить за это.


У Арлекина умерла жена...

Зал хохотал до слез… Его игра
Была так уморительно смешна!..
Лишь друг, Пьеро игравший, знал:
Вчера
У Арлекина умерла жена…

Но быть артистом – это тяжкий долг.
Билеты проданы, а значит, шоу быть.
От плачущего мима что за толк!
И, стиснув зубы, он пошел смешить.

Колпак шута прикроет седину.
И пусть хохочет громко зал над ним.
Он будет представлять ее одну.
В первом ряду.
А слезы спрячет грим…


Мой мозг, как старая сума

Меняю платье и дома,
Друзей, врагов и в жизни роли.
Мой мозг, как старая сума,
Лежащая на антресоли.

Хранишь такой баул порой,
Что клал в него, не помнишь точно:
Всё, что мешалось под рукой,
И все, в чем не нуждался срочно.

Однажды, встав на табурет,
Достанешь сумку и откроешь.
Ища какой-нибудь предмет,
До дна ее ты перероешь.

И вот внизу, под барахлом,
Лежащем в глупом беспорядке,
Вдруг - фото. Желтым уголком.
Застряло в порванной подкладке.

И ты забудешь, что искал,
И руки упадут безвольно:
Как ты когда-то обожал
Ту женщину! И станет больно.

Ты вспомнишь резкие слова,
Обиды, ссоры, подозренья -
То, как делили вы на два
Двух ваших душ произведенье.

Но ведь любовь была. И пыл.
И свет тех дней с тобой остался -
Про них ты тоже не забыл,
Как оказалось, хоть пытался.

В печали час почти пройдет,
И даже, может, ты заплачешь.
А после старый снимок тот
В баул подальше снова спрячешь.

Пусть продолжает там лежать
Напоминаньем сиротливым
О том, что ты вполне мог стать
По-настоящему счастливым...

…Вот так же в поисках себя
Займусь я вдруг самокопаньем,
В багаж свой старый углубясь,
Накопленный за жизнь сознаньем.

Понять пытаясь свою суть,
По прошлому слегка тоскуя,
Не зная, как покой вернуть,
Все в голове переверну я.

Воспоминаний вороха
Перелопачу я. И вскрою
Всех тайных мыслей потроха:
Стесняться что перед собою?

И вот, почти достигнув дна,
В кусочке мозга самом пыльном
Увижу: старая вина
Свернулась в закутке извильном.

Под грузом всех иных забот
Давно забыта: как и нету.
Но совесть память всколыхнет,
Вскрывая снова рану эту.

И словно мне в глаза сам Бог
Заглянет, головой качая.
Ударит резко, как под вздох,
Вина тяжелая былая.

Ее, как вещь в баул, никак
Назад не спрячешь – бесполезно.
И этот, вроде бы, пустяк
Каленым станет жечь железом.

Кого обидел - нет уж тех.
Казалось бы: чего стыдиться?
Кто ж знал, что стародавний грех
Как долг, лишь продолжал копиться!

И я пойму, что кредитор –
Не тот, кому нанес я рану.
Счет не предъявлен до сих пор,
Но будет – поздно или рано.

Хоть время не воротишь вспять,
Ошибок не исправишь прежних,
Мой кредитор готов прощать
Долг даже самый безнадежный.

Мне надо лишь признать вину:
Вздохнет Бог, наш расчет отложит
И спишет мне еще одну
Ошибку. Он один всё может.

Прости! Не дай сойти с ума
От этой безысходной боли...

…Мой мозг, как старая сума,
Лежащая на антресоли.



Любовники

Месяц в небе ночном наконец-то взошёл.
Трижды квакала жаба о том, что пора.
В то, что мы влюблены, в то, что нам хорошо,
Начиналась ненужная наша игра.

Мы одежду снимали с себя, как грехи.
Всё забыв, становились природой одной.
Чуя наши тела через травы и мхи,
Черви – дети земли – истекали слюной.

И союзницей став, свято тайну храня,
Тьмой нас ночь укрывала, как черным зонтом.
Про долги - те, что есть у тебя, у меня,
Мы забыли - оставили всё на потом.

И справляла взахлёб жадный праздник любовь
До тех пор, пока совы не стихли вдали.
А затем, избегая и взглядов, и слов,
Совершенно чужими мы встали с земли.

Плавал в луже рассвет - первый утра плевок
В наши серые лица, лишённые сна.
Каждый сам по себе, одинок и далёк.
И в глазах наших гасла, бледнея, Луна.



Брат на брата

Руку брат поднял на брата,
Жатва смерти началась.
Был иль не был виноватым,
Поздно - кровь уж пролилась.

А отец глядит в их лица.
Авель? Каин? Кто родней?
Мертв один, другой - убийца.
Нету ноши тяжелей…

И с тех пор друг с другом счеты
Сводят братья тут и там:
С кровожадною охотой
Мстят, сильнее, чем врагам.

Брат на брата - круг был начат
Смерти. Будет ли конец?
И скорбит по нам и плачет
В небе общий наш Отец.


Она

Она тихонечко живет
Там, где в ночи Луна плывёт.
Где в тишине река журчит,
Где на печурке кот мурчит.
Там, на опушечке, в лесу,
Точит – вжик-вжик – она косу
И ждет – тик-так – урочный час,
Чтобы прийти и взять всех нас.
Лишь жизни оплывет свеча,
Она коснется вдруг плеча
И скажет просто: «Ну, пошли».
И заберет меня с Земли.