Ведь любовь бывает только в сказке

Раньше Бобров помогал учителю физики Железняку в демонстрации опытов. Но после того случая с электрофорным генератором Железняк на Боброва обиделся и даже намекнул, что на выпускных экзаменах он ему что-то там припомнит. Со стороны Железняка это, конечно же, было блефом, ибо Бобров являлся гордостью школы и шёл на золотую медаль, а сам Железняк в глубине своей души осознавал, что физику Бобров знает лучше его.

В том опыте с электрофорным генератором, когда Железняк заявил, что сейчас под действием статического электричества у Боброва волосы встанут дыбом, он отказался взять в руки провод. А как он мог взять его, если все ещё хорошо помнили, как совсем недавно во время опыта у Железняка взорвался реостат?

Хотя...

Был один человек, ради которого Бобров мог бы пойти на это. Этим человеком была Ира Калитина из параллельного класса.

Впрочем, об этом знал только один Бобров. Даже его друг Корявый — двоечник и герой сладких грёз девочек их класса, не владел этой тайной, хоть и жил в одном подъезде с Калитиной.

- * -

Если на уроках физики Корягин понимал хотя бы отдельные русские слова, то на английском скука была лютая.

Хорошо, хоть с Бобровым можно поговорить. Скажем, вот о том, почему Мусатова всё время натягивает юбку на колени вместо того, чтобы купить себе юбку подлиннее. Так же, кстати, делает и сама англичанка, и многие молодые женщины в метро.

В сложных вопросах Корявый обычно консультировался со своим старшим братом. Братан тогда сказал, что бабы сами не знают, почему они это делают, а ведут они себя так чисто инстинктивно с вполне определённой целью — чтобы сесть мужику на шею.

... Корягин смотрел в окно на проплывающие в голубом небе облака и вспоминал, как сегодня утром в лифте он встретился с Калитиной.

Если честно, то он был бы не против, чтобы она села ему на шею. Конечно не насовсем и не в фигуральном, а в прямом смысле этого выражения, вот так, взяла и села. Корягин откинулся на спинку и, мечтательно прикрыв глаза, стал представлять, как бы это могло происходить.

— Корягин! Уот кэн ю телл аз эбаут Ландн?

Поднявшись, Корягин навис над партой и молча уставился на молоденькую англичанку.

— Ну, не молчи, — умоляющим голосом, перейдя на русский язык, сказала она. — Скажи, хоть что-нибудь, я же должна тебе какую-нибудь отметку поставить?!

— Ай эм Корягин, — сказал Корявый.

— Экселлент! — воскликнула англичанка. — Ну? Ещё что-нибудь?

— Ай гоу ту скул.

Англичанка всплеснула ладонями.

— Эври дэй, — добавил Корягин, закрепляя успех.

— Умничка! — англичанка аж порозовела. — Можешь, ведь, когда захочешь! Садись, Корягин, молодец!

Да, англичанка совсем другое дело... Хотя как сказать, однажды Корявому и от неё досталось. Ни с того, ни сего, без всякой причины, вызверилась на него, двойку поставила в журнал и что-то пробормотала сквозь зубы. Типа, вообще убила бы. Когда Корявый рассказал об этом брату, тот сказал, что это обычное дело у молодых женщин, дня три-четыре в месяц такое с ними бывает. Ничего страшного, нужно просто переждать.

...Классная руководительница 10-А Марго вошла в класс, и со всего размаху бросив на стол журнал, объявила:

— Ну, всё, Корягин! Кончилась лафа!

Почему у Корявого кончилась лафа, никто так никогда и не узнал, потому что классная, посидев минут пять, глядя остекленевшим взглядом в крышку стола, успокоилась и больше этой темы не касалась.

Марго взъелась на Корягина ещё с девятого класса, с того самого случая, когда как-то спросила на уроке:

— За что тебя, Корягин, только девочки любят?

Понты не одного фраера сгубили. Ему бы промолчать тогда, так он вместо этого пожал плечами и, потупившись, сказал:

— Красив я.

Вот с тех пор и невзлюбила его Марго.

А ещё какая-то чокнутая из их класса на переменках повадилась в кабинет литературы ходить и доказывать Марго, что он, Корявый, хороший. Кажется, это была Тумбочка, но Корявый точно не знал. А ему ж от этого тоже только горе одно. Чуть что — Марго орёт сразу: "Смотрите, девочки, смотрите — это Корягин! Красавец! Интеллектуал!"

— Там привезли песок, — устало сказала Марго, махнув рукой в сторону школьного двора. — Надо разгрузить. Кто хочет поработать?

— Я, — Бобров поднял руку.

Марго поморщилась так, как будто у неё разболелся зуб.

— Хорошо, кто ещё?

— Я, — поднял руку Корягин.

Марго уставилась на него долгим взглядом, потом вяло махнула рукой и сказала:

—— С тобой, Корягин, всё понятно. Ладно, идите.

- * -

— Я же, Бобр, вчера у Калитиной был, — сказал Корявый, бросая на носилки лопату песка. — Дома.

— Да? — безразлично пробормотал Бобров. — Ну, и что?

— Она села играть на пианино, а у меня живот начал бурчать. Прямо не знаю, понимаешь, громко так. Пока она играла не слышно было, а потом... — Корягин расстроено махнул рукой. — Я уже и кашлял, она даже воды принесла. А вышел — всё прекратилось. Ну, вот что это за организм?

— А знаешь, — нерешительно пробормотал Бобров, — у меня ж, это... день рождения в воскресенье.

— Да? Ну и что? Будешь отмечать?

Бобров воткнул лопату в кучу песка и задумался.

— Ну, наверное. Буду, да. Знаешь что... А давай Калитину пригласим?

Корягин выпрямился и подозрительно уставился на Боброва. Потом он воткнул лопату рядом с лопатой Боброва и спросил:

— Калитину? А ты, часом, не того... ну, глаз на неё не положил, а?

Бобров безразлично пожал плечами:

— С чего ты взял? Чепуха какая...

— Ну, не знаю...— Корягин развёл руками, — Она ж... В общем, ты ж видел... что надо.... А что? Давай, приглашай!

— Так она не пойдёт, — сказал Бобров.

— Откуда ты знаешь?

— Ну, постесняется... чужие же...

— Это я чужой? — снисходительно ухмыльнулся Корявый.

— Да нет, но другие же будут с нашего класса. Ну, девочки, там...

— Ты чего, Бобр, такой ненапористый, а? Через два месяца выпускной и всё! Разлетимся все в стороны, потом уже не пригласишь. С бабами только так — надо ловить момент, понял?

- * -

Перебрав несколько десятков вариантов начала разговора с Калитиной, Бобров не остановился ни на одном. Он переставлял слова, блоки слов и целые фразы, как грани кубика Рубика, но всё равно получалось что-то или глупое, или пошлое, или совсем уж непонятное. Из филологического ступора его вывел Корягин.

— Пошли, — сказал он, — сейчас уроки кончатся, она домой пойдёт. Я тебя подстрахую, если что. Главное, не бойся. Чем меньше женщину мы любим, тем больше меньше она нам. Типа, как-то так... Вон она, из дверей вышла!

Калитина была в белой блузке, расклешённой юбке и с сумкой через плечо. Подбадриваемый напутственными жестами Корявого, Бобров стал нерешительно её догонять. Юбка Калитиной в такт шагам покачивалась из стороны в сторону, отчего Бобров забыл все домашние заготовки и сейчас знал только одно — ради неё он действительно взял бы в руки провод от электрофорной машины в опыте Железняка.

— Ира, привет, — коровьим голосом сказал Бобров, поравнявшись с ней.

— Привет, — ответила Калитина неожиданным для её комплекции контральто.

— Тут, вот, понимаешь, это... — Бобров стал лихорадочно крутить в мозгу кубик Рубика, стараясь поймать нужную комбинацию. — Вот такое дело... — наконец выпалил он.

— Какое? — строго глядя на него, спросила Калитина.

— У меня ну, эта... день рождения. В это воскресенье. Я тебя хочу пригласить. Корягин будет, — сказал Бобров.

— А кто ещё? Девочки будут?

— Ну, да.

Калитина чуть закусила губку и задумалась.

— Мне сочинение на понедельник нужно писать, — наконец сказала она.

— Я напишу, — быстро заверил её Бобров.

— Ты ж даже не знаешь, на какую тему?

— Какая разница? — Бобров пожал плечами, — скажешь, я напишу. Марго будет довольна, гарантирую.

Калитина усмехнулась краешком губ.

— Она нам вчера твоё сочинение читала. Точно напишешь?

— Да.

— Ну... Хорошо.

— Спасибо. А можно я тебе позвоню?

— А ты что, телефон знаешь?

Бобров думал взять телефон у Корявого, но, почему-то сказал:

— Нет, не знаю. Можешь дать?

— А ты что у своего друга не можешь взять? — лукаво глянула на него Калитина.

— У Корягина? А у него есть?

— Да.

— Хорошо, возьму.

После этого Калитина посмотрела на Боброва и произнесла слова, которые прозвучали для него, как гром среди ясного неба. Вернее, молния, которая вдруг расцветила всё вокруг ярким и необычным светом:

— Звони, буду ждать.

- * -

За праздничным столом Калитина сидела рядом с Бобровым. Заинтригованные девочки из их класса бросали уничижительные взгляды на её ярко-фиолетовое платье, на время забыв даже о Корягине, который в элегантной серой тройке сидел рядом с Мусатовой.

Подняв изрядное количество тостов за здоровье Боброва, гости пошли танцевать. После того, как все напрыгались и немного устали, настала очередь медленных танцев.

— Бобр, пойдём, выйдем на кухню, поговорить надо, — сказал Корявый после очередного медляка, который Бобров танцевал с Калитиной.

На кухне Корявый сказал:

— Ты помнишь, я тебя спрашивал, ну, насчёт Калитиной... Не имеешь ли ты к ней, ну, там, поползновений каких.

— Ну? Так что?

— Ты ответил тогда "нет", помнишь?

— Ну, да... — Бобров пожал плечами.

— Тогда давай, Бобр, будем сейчас вместе, ну... это... ухаживать за ней. Кому она отдаст предпочтение, того и будет.

Бобров задумался.

— Ты выиграешь, — наконец сказал он.

— Ну... — Корявый пожал плечами, — значит так и будет. Как на соревнованиях. Всё по-честному.

— Нет, не по-честному. На соревнованиях в таких случаях устраивают гандикап.

— Что? — Корявый непонимающе наклонил голову. — Что устраивают?

— Гандикап. С уравнительным весом участников, — сказал Бобров.

— А... Это типа форы? Ты хочешь, чтобы я тебе дал фору? Я согласен. Что ты предлагаешь?

— Что я предлагаю?.. Ну... скажем... Ты всё время, когда будешь за ней... ну, ухаживать, то... — Бобров задумался. — Будешь... Значит, будешь одну руку держать в кармане брюк. И не вынимать. Вынешь — проиграл.

— Хорошо, — после некоторого размышления сказал Корявый. — По рукам.

...В полумраке комнаты, освещаемой настольной лампой с наброшенным на неё полотенцем, под мягкое воркование саксофона Фаусто Папетти в медленном танце двигались пары. Бобров краем глаза следил за Корявым, который танцевал с Калитиной. Тот одной рукой обнимал её за талию, а другую в соответствии с условиями гандикапа держал в кармане брюк.

Вдруг Бобров увидел, как Корягин, наклонившись, потянулся губами к Калитиной. В ответ та прогнула спинку и откинула голову назад, подставляя Корявому губы.

Бобров почувствовал, как некая зыбкая конструкция возникшая в его голове после слов "Звони, буду ждать", начала рушиться.

Ещё через секунду Корявый и Калитина слились в долгом поцелуе. В полном соответствии с договором правую руку Корягин при этом держал в кармане брюк.

Остатки конструкции в голове Боброва продолжали, как в замедленной съёмке, складываться внутрь и оседать на землю, вздымая тучи строительной пыли...

Когда начался следующий танец, Бобров позвал Корявого на кухню и сказал:

— Забирай. И можешь уже руку вынуть.

— А ты не обиделся, Бобр? Всё ж по-честному?

— Нормально, — сказал Бобров. — А она, вообще, тебе нужна?

— Кто — рука? Да я уже как-то привык, мне по барабану.

— Какая рука? Калитина — тебе нужна?

— А какая уже теперь разница? — Корявый пожал плечами. — Ты ж сам сказал — гандикап. Всё по-честному... С уравнительным весом. Я тебе скажу, Бобр, даже, если бы здесь сейчас появился Аполлон Бельведерский или Полведёрский, я не помню, как его кликуха, она бы была моя.

После этих слов Корягин вышел из кухни. Бобров задумался. Где он ошибся? Ведь не почудилось же ему?

"Звони, буду ждать". И эта улыбка... А, ведь, где-то ж он ошибся... Где?

Бобров налил себе полный стакан вина и выпил его залпом.

...Через некоторое время гости стали понемногу расходиться. Корявый уже не отходил от Калитиной и собрался было её провожать домой, но тут к нему подошёл Бобров и сказал заплетающимся языком:

— Стоп, Корявый... Я с ней пришёл, я её и проведу домой. Потом можешь хоть... — Бобров устало махнул рукой. — Забирать со всеми потрохами.

Корявый понимающе покачал головой и стал помогать собираться Мусатовой.

На улице Бобров с некоторым удивлением почувствовал, что не может идти прямолинейно. Калитина молча шла впереди его, а он, выписывая по асфальту причудливые траектории, старался не отставать. Собрав последние силы, он, наконец, догнал её и, обняв за плечи, сказал:

— Давай, Ириша, споём что-нибудь душевное.

Сжав ладонь свободной руки в кулак и приложив его к груди, Бобров проникновенно запел:

Мы из дома писем ждём крылатых

Вспоминаем девочек знакомых

Это ничего, что мы солдаты

Далеко находимся от дома....

Калитина резко сбросила его руку со своего плеча и ускорила шаг. Плетясь в нескольких метрах позади неё, Бобров продолжал орать на всю улицу:

Мы тогда, браток, ещё не знали

Что любовь бывает только в сказке

Когда они дошли до её подъезда, Бобров опять собрался с силами и попытался обнять Калитину. Резко оттолкнув его, она сказала:

— Не звони мне больше никогда, понял? Никогда!!!

Когда за Калитиной закрылись двери лифта, Бобров опустился на ступеньки и устало закрыл глаза. Просидев так полчаса, он вышел на улицу и, задрав голову, долго смотрел на её светящиеся окна на пятом этаже. Потом, махнув рукой, он медленно поплёлся домой.

Бобров и раньше знал эту поговорку. Но, одно дело знать, а совсем другое — когда злые и безжалостные кошки скребут своими когтями именно в твоей душе.

В комнате вдруг зазвонил телефон. Бобров снял трубку.

— Алло... — раздался в трубке голос Калитиной.

В сознании Боброва подобно пущенному задом наперёд фильму, стали стремительно восстанавливаться из небытия упавшие вчера конструкции.

Вот сейчас она скажет: "Получилось всё как-то по-дурацки. Я сама не понимаю... Наверное, я виновата... Позвони мне. Я буду ждать..."

— Ты написал сочинение? — строго спросила Калитина.

Бобров от неожиданности сел на стул. Про сочинение он давно забыл. Останки начавшей было восстанавливаться конструкции, с жалобным звоном опять рассыпались на тысячи кусочков.

— Почему ты молчишь? — строго спросила Калитина. — Ты помнишь наш договор? Своё обещание помнишь?

— Помню, — тяжело вздохнул Бобров. — Говори, какая тема?

— Сейчас, подожди, посмотрю. Вот — "Тема свободы в романе М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита».

— А нельзя чтоб было "Тема любви и дружбы"? — устало спросил Бобров.

— Нельзя! Ты обещал. Я пришла.

— Куда? — не понял Бобров.

— К тебе на день рождения.

— А... Ну, хорошо. Вечером заберёшь. Это будет лучшее сочинение в классе.

— Может, хватит дурака валять? — сказала Калитина. — Мне не нужно лучшее.

— Ничего, Ириша, потерпишь. Насчёт этого мы не договаривались.

Повесив трубку, Бобров набрал номер Корягина.

— Корявый, — сказал он, — тут такое дело... Калитина ж теперь твоя?

— Моя? Ну, типа, да... — сказал Корявый. — А что? Кто-то ещё претендует?

— Твоя, а я должен ей сочинение писать?

— Сочинение? А я при чём? — удивился Корявый.

— А при том, что дуй в гастроном, покупай пиво и иди ко мне. Будем вдвоём ей сочинение писать.

— Я не умею, — быстро сказал Корягин. — А пиво сейчас принесу.

Когда Корявый пришёл с пивом и селёдкой, Бобров спросил:

— Ты Булгакова читал? "Мастер и Маргарита"?

— Нет... — пожал плечами Корягин. — Неси стаканы и газету подстелить. А что, за книга?

— А..., — Бобров махнул рукой, — на любителя. Я сейчас сочинение забабахаю для твоей Калитиной. Можешь сказать, что это ты написал.

— Это ещё к чему? — удивился Корявый.

— Ладно, не хочешь, как хочешь, — сказал Бобров. — Тогда бери книгу, садись на диван и читай. И пиво наливай. А я буду писать.

— Кстати, если хочешь, Бобр, я могу ну, эта... в сторону отойти, — сказал Корягин, нарезая селёдку мелкими кусочками. — Я вижу, что ты что-то там затаил, ну, с Калитиной, да... А говорил всё равно. Я ж не знал...

— Гандикап есть гандикап, — сказал Бобров. — Вещь серьёзная. Такими вещами как гандикап не шутят.

- * -

В дверь кабинета литературы постучали.

— Войдите, — сказала Марго.

— Разрешите? — спросил Бобров, — вы просили зайти, вот... я...

— Заходи, — сказала Марго, пристально всматриваясь в лицо Боброва, как будто желая там что-то увидеть.

Когда Бобров сел на стул, Марго сказала:

— Мне девочки рассказали, что ты на своём дне рождения подрался с Корягиным. Из-за Калитиной.

Бобров представил, как он дерётся с Корявым, и тот в рамках договоренности о гандикапе держит при этом одну руку в кармане. Не в силах сдержать смеха, он прикрыл рот ладонью.

— Ну, и чего ты лыбишься? — устало спросила Марго.

— Посоветуйте той девочке обратиться к сексопатологу, может какие таблетки успокоительные пропишет.

— Не бывает дыма без огня, Бобров, не бывает. Сочинение по Булгакову ты Калитиной написал?

— Я.

— Ну, и что ты вообразил себе — я не смогу твой стиль узнать? Это подлог, ты понимаешь?

— Меня попросили, — тупо сказал Бобров, опустив голову.

— Понимаю, — покачала головой Марго. — Как же... Первая любовь... А потом она тебя попросит ларёк пойти бомбануть? Ради неё. Хочу, мол, персиков. Ты тоже пойдёшь? Сколько мужиков по тюрьмам вот так, из-за баб сидят... Ты говоришь — девочкам нужно к сексопатологу? А я вот вижу, что тебе, Бобров, не мешало бы ему показаться. Куда ты лезешь?! Калитина прошла крым и рым! Больше я тебе не могу ничего сказать. Просто поверь мне на слово! Я тридцать лет работаю с выпускными классами, и постоянно с таким вот сталкиваюсь, это просто мистика какая-то! Заводится вот одна на школу такая профура и обязательно самый талантливый пацан в школе в неё влюбляется! Потом они заканчивают школу и, если пацан не встретит нормальную девочку, то эта хрень может тянуться годами. Как хроническая болезнь, понимаешь? Она уже и пару абортов сделает, а он всё ходит, сопли жуёт! А вот к таким, как этот твой корешок Корягин, это не прилипает. Не бывает у них первой любви. И второй и вообще никакой... Иммунитет у них от природы на это дело, что ли?.. Самое худшее, что может случиться, это триппер могут подхватить какой-нибудь.

Марго встала и подошла к окну.

— Совсем скоро вы разбредётесь, Бобров, кто куда. Пусть твой ангел-хранитель поможет тебе встретить добрую девушку. И не смотри, что она будет не такой красивой, как Калитина... Красивые редко добрыми бывают. Я тридцать лет работаю в школе и не видела такой ни разу. Всё, иди, Бобров. И постарайся не забыть о том, что я только что сказала.

- * -

Выйдя из кабинета Марго, Бобров в коридоре столкнулся нос к носу с Калитиной.

— Привет, — Калитина искоса взглянула на него и улыбнулась.

Обломки воздушного замка в душе Боброва зашевелились и, подобно зомби из фильма ужасов, стали выстраиваться в новую конфигурацию.

 

 

 

Однажды в Одессе	Мужчина и женщина

Песня Анатолия Полотно "Письма", которую пел Бобров, провожая Калитину. 

Этот рассказ включён в сборник рассказов "Мне грустно, мама".
Сборник в формате fb2 можно купить здесь: